
- Валентина, я буду очень удивлен, если вы вдруг скажете, что о работе в ПДН мечтали с детства. Хотя для праздничного материла это было бы замечательно!
- Нет, я вас разочарую, не мечтала и даже не думала. Я росла обычной девчонкой и интересы у меня были самые обычные. Даже какого-то обостренного чувства справедливости за мной не наблюдалось. Но работу свою я люблю.
- Простите, а свои дети у вас есть?
- Да. У меня дочь.
- Воспитание детей штука сложная. Они все время находятся в переходном возрасте. Тут и со своими не всегда справляешься. Что подтолкнуло вас к выбору такой профессии? Это ведь огромная ответственность.
- Вот и тут вас разочарую. По большому счету случилось все благодаря родителям. Я заканчивала школу и не очень понимала, чем я буду заниматься в жизни. Все предметы в школе давались мне легко. Мой выбор определил прагматизм родителей. Они решили, что с юридическим образованием я всегда смогу заработать себе на кусок хлеба. Нотариус, юрисконсульт, адвокат. Я согласилась и поступила в юридический техникум. Именно в техникуме случилось некая переоценка прагматических ценностей. Я попала на стажировку в милицию. Обстановка очень напоминала мой любимый сериал «Тайны следствия». Я познакомилась с замечательными людьми, почувствовала их увлеченность, плюс царящая атмосфера преданности делу, уважение к закону, сделали свое дело. После окончания техникума я поступила в Москве на юридический и после третьего курса пошла работать в милицию. У меня был выбор: дознание или ПДН. Надо сказать, что за время практики я уже понимала кто и чем занимается. С уважением отношусь к своим коллегам из дознания, но работа с документами меня не привлекала. Мне хотелось…
- Приключений?
- Нет, просто живой работы.
- И вы втянулись?
- Не могу не вспомнить слова одного из наставников на практике: «Понять, что ты сможешь работать инспектором ПДН можно только через три года. Не ушел за это время, значит, справишься». Я справилась. Я даже почувствовала настоящую романтику. Пропал ребенок, нужно найти! И ты прочесываешь в его поисках подвалы и чердаки, в заброшенные дома. Работа инспектора ПДН включает в себя и навыки сыщика, и участкового, психолога и просто воспитателя и педагога.
- Сколько лет вы уже занимаетесь трудными подростками?
- Одиннадцатый год.
- А когда пришло осознание, что занимаетесь своим делом? После получения какой-то награды?
- Наград у меня нет. Грамоты за хорошую службу в торжественной обстановке конечно же вручали. Это приятные моменты, но нет, они не были моментами осознания. Скорее после того, как ты понимаешь, что получилось поставить на путь истинный очередного подростка. А вот конкретный случай уже не вспомню. Любая спасённая душа – награда. И ведь у нас весь коллектив такой.

Пройти мне пришлось через многое. Я все-таки женщина, а когда заходишь в дом и видишь, что мама ребенка спит без постельного белья, одна голая кровать и все, когда вокруг грязь, а тебе на голову падают тараканы, тебе приходится сдерживать дыхание, потому что в квартире зловоние, то понимаешь, не всякий такое выдержит. Но когда есть такой коллектив, как наш, справиться с этим легче.
- И все-таки какой-то случай с подростком наверно запомнился больше других?
- Есть случаи, которые объяснить очень сложно, такое запоминается. С виду благополучная семья, родители работают, не пьют, а ребенок дома жить не хочет. Взял ведро вынести мусор и не вернулся. Пошел бродяжничать. Вскрыл замок в подвале дома на улице Паши Савельевой и стал там жить. Принес коробочек, обустроился. Успел еще и велосипеды стащить из соседнего дома. На них он потом по городу и катался.

Понимаете, у нас на каждого инспектора по тридцать с лишним детей. Понять каждого очень сложно. Но нужно. Иногда даже поставив ребенка на путь истинный, не всегда понятно, почему он пошел по наклонной. Легче всего свалить на родителей. Но ведь мы и с родителями, которые оступились, работаем. У нас был ребенок, которого вели с трех лет вместе с родителями. В десять лет он стал воровать: телефоны, велосипеды, снимал деньги с карточек. Все-таки есть такие дети, которые не хотят перевоспитываться. Сегодня многие из них стали понимать, что уголовная ответственность им не грозит, поэтому с такими очень сложно работать. Остаётся крайняя мера – изолятор временного содержания на Капошвара, или учреждение закрытого типа.

- Вы считаете такие случаи вашим поражением?
- Напротив. Подросток хотя бы приблизительно осознает, что такое настоящее наказание. И еще – это возможность оградить ребенка от асоциальных родителей. Все-таки детские учреждения, это не тюрьма. И действует! Плюс наши постоянные беседы. Но суды очень редко и очень неохотно соглашаются на такие меры. Однако подчеркну, что за последние шесть лет мы никого в это учреждение не отправили, хотя у нас на учете 156 детей.
- И этот ребенок, ставший воровать, исправился?
- Да. Но чаще я вспоминаю другую историю. Благополучная семья, мальчик вполне нормальный, и вроде ничто не предвещало беды. Но в тринадцать лет мальчик начал угонять машины. Сначала мамину, потому пару других в области. Мать ребенка всячески защищала. А отец плюнул на все и ушел из семьи. У женщины опустились руки. Стала пить. Ребенка поместили в специальное детское учреждение. Мы постоянно с ним встречались, объясняли, что теперь он единственный мужчина в семье, что мама без него пропадет. И случилось чудо. Мальчик все понял. Он встал на путь исправления, получил хорошее образование, устроился на хорошую работу и даже купил маме новую машину. Мама не могла нарадоваться.

- Вас за такие чудеса благодарят?
- Приходят, говорят спасибо, пишут письма. Это и есть лучшая награда за работу.
- Напоследок не могу не спросить о семье. Не обижаются, что чужим детям вы уделяете внимания больше, чем дочери и мужу?
- Мне повезло. Дочь уже проявляет интерес к моей работе. А муж, бывший сотрудник полиции, так что он все понимает. Они мною гордятся!
Андрей ВАРТИКОВ