6°C Сегодня в гостях у нашей редакции человек, именем которого когда-нибудь назовут в Твери галерею или музей. Во всяком случае, я так полагаю. И для этого есть веские основания: Константин Федоров работает в разных направлениях, на разных художественных «нивах» и всегда добивается успеха. Причем не того поверхностного успеха, который, насколько громок, настолько быстро и забывается, а успеха, развивающего художественные традиции и намечающего новые эстетические горизонты. Итак, знакомьтесь – художник Константин Федоров.
- Когда-то Ленин сказал, что кино – это важнейшее из искусств. А сейчас, как я считаю, важнейшими видами искусства для нас являются дизайн, архитектура и монументальное искусство, сферы, в которых вы работаете. Согласны с этим, Константин?
- Вы не до конца процитировали Ленина. Насколько мне известно, цитата заканчивалась так: «… важнейшими для нас являются кино и цирк». Про цирк в конце цитаты почему-то часто забывают.
- Оправданием моего верхоглядства может служить тот факт, что эти слова вождя мирового пролетариата прозвучали в беседе с Луначарским. Так что точно не известно, что именно сказал Ильич в той беседе. Но оставим эту тему в стороне.
Итак, Константин, согласны ли вы с тем, что теперь важнейшими видами искусства для нас являются дизайн, архитектура и монументальное искусство? Ведь кино человек посмотрел, получил впечатление, и оно проходит, а дизайн всегда с нами: человек проснулся, только открыл глаза, а перед ним рисунок на подушке, на стене, на чашке кофе. Да и сама чашка – это тоже дизайн. И архитектура города, скульптуры на его площадях постоянно перед глазами.
- Да, я работаю в сфере изобразительного и монументального искусства, но к дизайну это не имеет никакого отношения. Дизайн и искусство – даже слова разные. Искусство присутствует в жизни человека всегда, дизайн тоже присутствует в бытовой жизни человека, но суть этих понятий разная. Дизайн – это более приземленное и выполняющее утилитарную функцию. Основная задача дизайна – сделать жизнь удобнее. Вот в чем его суть. И дизайн – это то, что связано с производством, что можно растиражировать. А искусство – такая вещь, которая индивидуальна по определению. Да, даже в дизайне художник начинает работать, а потом созданное тиражируется. Но искусство не всегда выдерживает тираж.
- Опять вы меня озадачили, вновь мои слова кажутся вам не точными… Что ж, поговорим предметнее. Обратимся к монументальному искусству. Известно, что вы автор памятной доски Салтыкову-Щедрину, которая располагается на стене городской администрации на площади Ленина. Как возникла идея создания памятной доски, и как это все было сделано?
- Это было еще в те времена, когда мэром Твери был Александр Петрович Белоусов. К очередному юбилею Салтыкова-Щедрина решили на здании, в котором писатель работал – в те времена там была губернская, а не городская управа – в его честь повесить памятную доску. Я работал в это время в городской администрации, и мне поручили сделать эту доску. Так что я не автор этой доски, я автор пластической идеи. Моя основная задумка была в том, чтобы совместить несколько материалов – мрамор и керамическую вставку. А доску делал Володя Попов.
- А кто автор рисунка?
- Я сделал карандашный набросок, а он его увеличил и сделал свой рисунок.
- Опять я попал впросак. В таком случае расскажите вкратце о своей биографии. Читателям это будет небезынтересно, и если уж кто попадет впросак, так не я.
- Хорошо, попробуем так. Родился я в городе Чарджоу Туркменской ССР, после окончания школы приехал в Калинин и поступил в Венециановское художественное училище. По его окончании получил специальность преподавателя черчения и рисования и работал в туркменской художественной школе, а затем в калининском венециановском училище, где преподавал живопись. Одно время я работал художником на комбинате строительных материалов №2, а с 1985 года участвовал в различных художественных выставках.
- Вы член Союза художников? Когда вступили в него?
- Да. Точно не помню, но не так давно. До этого я не собирался вступать в союз, но времена меняются.
- В прошлом году вы были удостоены золотой медали от Союза художников России. За что именно?
- За активную и плодотворную творческую деятельность.
- Будучи уже мэтром, как вы оцениваете состояние изобразительного искусства в провинции?
- Когда художнику приходят в голову идеи, когда он работает, стремится к тому, чтобы сделанное было на уровне великих образцов, понятие провинциальность уходит. Да, с одной стороны, мы провинциальные художники, но нам ничто не мешает одновременно с Пикассо, с Матиссом, с Леонардо да Винчи или Микеланджело решать те же задачи, которые они решали. У художника нет временного расстояния в прошлое. Перед художниками во все времена всегда стоят одни и те же задачи.
- А если сравнивать Тверь с Москвой?
- Художники стремятся в Москву, учатся там, остаются там. Там больше возможностей, выше образованность, мастерство, там финансовый котел, поэтому художники и хотят жить в столице. Художник ведь существо служебное, а не пророк.
- Служебное?
- Даже в древней Греции пекарь, кузнец и художник стояли на одной линии, в то время как поэт или актер считались выше их.
- А есть ли у художника миссия?
- Миссия служебная – делать мир красивее. Человек живет бытом, озадачен им и не всегда отдает себе отчет в том о том, что мир может быть более красивым.
- Есть ли в искусстве сакральный смысл?
- Сакральность, может быть, появляется тогда, когда художник смотрит выше, когда обращается в своем творчестве к Богу. Бывает, нечто появляется, некие фрагменты... Причем они независимо от меня появляются. Если я хочу, это не является, а является в тот момент, когда смотришь, что называется, в другую сторону. А потом видишь какой-то «кусок» тобой нарисованного, и понимаешь, что он настолько хорошо сделан… И я понимаю, что это не я сделал. И тогда и восторгаешься, и удивляешься.
- В искусстве много таинственного?
- Не много, а все таинственное!
- Однако же есть немало художников, для которых их работа всего лишь ремесло.
- Художников, которые не трепещут перед небом, девяносто из ста.
- А вы трепещете перед небом?
- Я пытаюсь. Ведь у тебя ничего не выйдет, если не будешь трепетать. Если твои помыслы и руки не обращены наверх, то ничего не нарисуешь. Кровь должна идти из пальцев, чтобы ты чувствовал любое дуновение ветра. Чувствовал не кожей, а мясом. Только так возможно вверх смотреть.
- Известный тверской писатель Михаил Петров говорил, что писать нужно «на разрыв аорты»…
- Абсолютно точно сказано. У человека не так много времени жизни, если ты не смотришь на небо, значит, ты смотришь себе под ноги, озабочен тем местом, где нет Бога, озабочен бытом, малоинтересным художнику. Надо смотреть вверх.
- Вы трудитесь в тверском храме иконы Божией Матери Всех скорбящих Радость. Чем именно вы там занимаетесь?
- В настоящее время делаю там мозаику. В церкви три придела. Основной называется Живоносный источник, есть придел Всех святых и Скорбященский придел. По нему – Икона Всех скорбящих радость – и называется сама церковь, а раньше и улица. Этот придел не функционирует еще с советских времен, там не идут службы. И мы сейчас готовим алтарную часть этого придела, я делаю там запрестольную мозаику.
- С кем из художников вы работаете в храме и как давно?
- С Михаилом Пантелеевым. Миша раньше меня начал там работать, а я начал расписывать там стены с 2007 года.
- И много сделали?
- Не мне судить, но почти все стены уже записаны.
- Я слышал от многих, что вы к нынешнему Рождеству изготовили замечательный библейский вертеп, который был размещен в Тверском императорском путевом дворце. Вы, будучи человеком воцерковленным, наверное, привнесли в эту работу что-то особенное, и как вы оцениваете ее?
- Некоторые время назад мы с директором Тверской областной галереи Татьяной Савватеевной Куюкиной обсуждали, не мог бы я взяться за художественное прочтение этого библейского сюжета. Вертеп – это сооружение, которое ставят на Рождество перед храмом или внутри него. Это небольшая пещерка, у которой обычно собираются дети, получают рождественские подарки. И у Татьяны Савватеевны возникла идея сделать такой вертеп внутри дворца. Я стал трудиться над реализацией. Это довольно сложная работа. У меня было несколько пластических идей, и я постарался реализовать их в этом сюжете. Использовал разные материалы, совмещал живопись, графику, мозаики, текстиль. На мой взгляд, все получилось: традиционный евангельский сюжет обрел и художественную жизнь.
- Да, по отзывам разных людей, эту работу вы исполнили просто великолепно. Но вернемся к делам земным: каковы на ваш взгляд, перспективы у тверского изобразительного искусства?
- Перспективы всегда великолепны, другое дело, кто их будет воплощать. В тверском отделении союза художников почти всем за пятьдесят. А талантливая молодежь после Венециановки рвется в Москву, в Питер. Там зачастую и остается.
- Вы ведь занимаетесь педагогической деятельностью. Преподавали в Венециановке, а некоторое время назад в «Артеке». Что это вам дало?
- Мы с женой, Ириной Маховой, вели в «Артеке» студию мозаики и графики. Эту студию в «Артеке» организовал директор лагеря Алексей Каспржак и позвал нас там работать. Мы проработали там полтора года, больше двадцати смен. Много ребят прошли у нас обучение. Там я получил великолепную прививку – не бояться большой аудитории. И теперь после «Артека» я могу читать лекции, свободно выступать перед публикой.
Бывает, выступаю в библиотеке, провожу мастер-классы, в своей мастерской рассказываю молодым людям об искусстве, о композиции, о пластике. Но, конечно, большая часть моего времени по-прежнему посвящена работе в храме, в мастерской, на пленэрах.
- Успехов. Вам!
- Спасибо.
Беседу записал Евгений Новиков, фото автора
