Перед разговором – маленькая справка для читателей:
Владимир Глебович Осипов − профессор и академик Петровской академии наук и искусств; руководитель Тверского научного центра комплексного изучения человека при Тверском государственном университете (с 1989 г.); один из учредителей и руководитель Тверского регионального отделения Петровской академии, сначала в ранге ученого секретаря, а с 2000 г. − его бессменного председателя; вице-президент Петровской академии наук и искусств с 2017 г.
Среди его многочисленных наград: армейская медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»; церковный орден Святого равноапостольного князя Владимира; две академические медали «За верность России», тверская медаль «Во славу подвига святого благоверного князя Михаила Тверского»; Императорский орден Святого Станислава III степени от Дома Романовых; серебряный орден Международной академии образования «За служение науке».
– Владимир Глебович, Ваши должности и звания звучат очень солидно. Знаю, что Вы до сих пор ведете активную работу по всем выбранным направлениям, возглавляя Центр человека, сами, в каком-то смысле, являетесь центром научно-общественного академического движения. Это же требует много сил. Откуда они? Давайте начнём с истоков – с рождения.
– Я ребенок войны. Родился 21 августа 1944 года в Калинине, в семье офицера Советской Армии, участника Советско-финской и Великой Отечественной войны. Мой отец был технарём, ремонтником боевых машин (танки, трактора, автотехника). Когда от немцев освободили Калинин, его, лейтенанта технической службы Осипова Глеба Александровича, комендатура определила на постой в Первомайском поселке на улице Сосновой, дом 14. К тому времени из эвакуации в него вернулись моя будущая мама и бабушка. В период оккупации два месяца в нашем доме жили немцы, от них остались грязь, плоский штык и некоторые другие свидетельства войны. Так вот, лейтенанта поселили на время, а получилось навсегда, т.к. дело кончилось свадьбой. Парадоксы народного горя и радости: одних война разводит, других сводит навсегда. Я появился на свет в родильном доме в Морозовском городке, через Тьмаку от нас. Это было еще деревянное строение, которое умная фабрикантка Морозова построила для своих рабочих.
Мама − советская студентка, отец − офицер, естественно, ни о каком крещении речи не шло. Но бабушка, Ратникова Надежда Ивановна, которая окончила всего четыре класса церковно-приходской школы и была глубоко верующим человеком, тайно окрестила меня и позже моего брата. В моем кабинете в красном углу сейчас две ее иконы, взятые с чердака родовой избы. Хотя долгое время я преподавал в университете атеистическую марксистско-ленинскую философию, которая не очень, скажем мягко, ладила с Православием.
– Знакомые противоречия. В итоге что для Вас христианство и вера?
– Однозначно, Православие − одна из коренных опор русской цивилизации и нашей жизни. Хотя не скажу, что я человек воцерковленный, но с великим уважением отношусь к истории России и к вере своих предков. Тем более, что в нашем роду очень многое с этим связано. Рискну признаться, что отцовский род Осиповых в Торопце пересекался с родом Беллавиных, один из представителей которого, Василий Беллавин, стал в 1917 году Патриархом Тихоном.
– Можно сказать, что Вы родственник патриарха Тихона?
– Скорее всего, нет, слишком неопределенное родство. А вот мой дед Александр Фролович был близок к своему земляку, более того, по его благословению сам стал священником. О своих предках я немного рассказал в книге «Вечные ценности семейной жизни». Дед из семьи среднего достатка, его отец был в Торопце земским фельдшером и депутатом городской Думы. Он влюбился в дочь простого сапожника. Отец этого не одобрил. И когда сын уехал учиться в Ярославль на юриста, мой прадед отказал ему в помощи. Несмотря ни на что, возлюбленная Мария Николаевна Аксенова упорхнула из Торопца вслед за своим студентом, там они и поженились. Но денег на продолжение учебы не оказалось. В то время в Ярославле правящим архиереем был митрополит Тихон, которого вернули из Америки, где он служил православию девять лет.
Пастырь добрый посоветовал молодому человеку ехать домой и стать священником. Тот так и сделал – в итоге четырнадцать лет служил в церкви в дальнем торопецком селе Заборье. Потом переехали в Торопец – в семье подросло пятеро детей (трое умерли в детстве), всех нужно было учить и ставить на ноги.
К слову, родной брат торопецкой бабушки Иван Николаевич Аксёнов в 50-х годах XX века был регентом Московской духовной академии. Я жил у них в Москве, когда юношей в начале 60-х пытался поступить в Полиграфический институт на факультет художественного оформления печатной продукции.
Кстати, вернулся я к этому увлечению в 2022 году, когда проиллюстрировал одну опубликованную книгу стихов своими рисунками. Техника классическая: тушь, перо, бумага...
В Торопце прямо против храма Казанской иконы Божией Матери до сих пор нерушимо стоит городская усадьба с флигелем, которую поставил мой прадед − Фрол Иосифович Осипов. Наше родовое гнездо. В углу − разросшийся дуб, его саженец. Каждый раз с трепетом захожу туда...
– Наверное, этот дуб – один из источников Вашей силы?
– Прямых токов я, конечно, не ощущаю (смеется – Т.И.), но, несомненно, сохраненные сакральные предметы родовой истории несут в себе положительную энергию предков и держат связь поколений.
– А когда гонения на церковь начались, как они сказались на Вашем деде?
– Своего батюшку прихожане огородили на время от первых репрессий, видимо, уважали. Потом, в тридцать восьмом году, его просто спас товарищ, увезя подальше, в Свердловск. В Великую Отечественную войну дед пошел на фронт – стал лейтенантом медицинской службы, рентгенотехником. В нашем роду все воевали. Кстати, братья Александра тоже напрямую связаны с медициной: до революции младший Михаил окончил Императорский Тартуский университет, Николай – медфакультет в МГУ.
В семье никогда не говорили, что дед был священником. Я тоже долго ничего не знал. Как-то, будучи в Торопце с родителями, услышал от бабушки: «Саша пошел на спевку в церковь». Я, пионер, очень удивился, что ему там делать? И все-таки в 1936 году его посадили за недоимки: бывших священников обкладывали огромными налогами, а возможности все выплатить не было. В торопецкой, изначально царской, тюрьме (жуткое впечатление производит это здание и его нутро до сих пор), он был на исправительных работах, извозчиком на телеге.
– Уже прозвучали Калинин-Тверь и Торопец. А какие места для вас еще значимы?
– Это два главных, два родных города − базовая территория. Но так как я рос в семье офицера, пришлось много переезжать. Семьей мы прошли такой путь: Ленинград, Петродворец, эстонский город Пярну. Через пятьдесят лет я успел съездить туда, уже в чужую страну, освежить детские впечатления. Взял свои школьные черно-белые фотографии того периода и зашел в городскую школу, в которой мы учились. Встретился с эстонскими учителями, передал сканированные фотографии.
Тут стоит сказать об одном интересном факте пересечения человеческих судеб и географических мест. Константин Пятс – первый президент Эстонии был выпускником той же школы в Пярну. А потом я с удивлением узнал о том, что нас объединила еще и тверская земля. После присоединения Прибалтики к Союзу его репрессировали, посадили. Он умер в психиатрической клинике в нашем Бурашево. В начале 90-х, когда по запросу Эстонии удалось разыскать могилу, его с почетом перезахоронили на родине. Для меня это очень интересное историческое пересечение судеб прибалтийских стран и нашего рода. Ведь в 1940 году, когда начался так называемый освободительный поход в Прибалтику, полк отца из Торопца перебросили в Латвию. Есть его рижская фотография с четырьмя треугольниками на петлицах − знаками различия старшины Красной Армии.
А потом у нас был Карельский перешеек. Судьба дважды бросала отца в это место. Там он воевал механиком-водителем танка КВ-1 зимой 1939-40 года. Туда же приехал служить уже с семьей в конце 50-х. Я помню наш поселок Кирву: от финских хуторов ничего не осталось, кроме фундамента и буйно разросшейся малины и смородины, на юге – старые, бетонные заграждения разбитой линии Маннергейма. И чудом сохранившаяся русская деревянная церковь, в которой был гарнизонный клуб. На Карельском перешейке отец получил обморожение, на Отечественной войне контузию, по болезни вышел в отставку и в пятьдесят лет умер. Очень рано.
Если еще про географию вспоминать, то будучи заведующим бюро пропаганды Калининского областного совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, я организовывал экскурсии по Центральной России, и тогда открыл для себя всю красоту и материальную историю этой территории.
– Владимир Глебович, я заметила, Вы рассказываете о себе и своей семье как историк, отстраненно. Выделяете интересные факты и акцентируете внимание на каких-то интересных моментах, подразумевая их глубинный смысл. Мое наблюдение верно?
– Любой исследователь не только своими эмоциями должен руководствоваться, но и разумом. История, в том числе родовая, глубока и не познана. К себе же следует относиться с интересом, скептически, без апломба, но с юмором. А вот к жизни − очень серьезно. Ее надобно ценить и не губить дурью и вредными привычками. Сам не пью, не курю и другим не советую. Познание самого себя и понимание своего пути − задача непростая. Здесь может помочь умение расшифровывать знаки судьбы и ощущение божественного проведения твоей жизни.
– Расшифровать знаки судьбы – вот это задача! Расскажите, чем Вам в жизни пришлось заниматься, вела судьба при этом или Вы ее вели?
– Все профессии, которые пришлось осваивать – их десять, – удивительным образом пошли на пользу. Научился и руками работать (к этому и еще отец приучил), и головой. А еще получил армейскую привычку быть мобильным. Сигнал – рюкзак за плечами и пошел. В 61-м году я закончил 30-ю школу и потом перепробовал много профессий. Могу перечислить: помощник резальщика Калининского полиграфического комбината; массовик-затейник в Детском парке, инструктор по пионерской работе в политотделе Калининского суворовского военного училища; администратор в Калининском театре кукол (принимал меня легендарный основатель театра − Ильвовский). Потом с первого курса филфака Калининского педагогического института призвали в армию. С плоскостопием, с близорукостью. Но тогда не принято было увиливать от службы, особенно в семье военных. Так что три года – с 1963 по 1966 – я прошел срочную воинскую службу в Подмосковье, в 57 отдельном полку связи штаба Военно-транспортной авиации. Когда вернулся, мои однокурсники были уже на четвертом курсе, а я на первом. Поэтому был вынужден навёрстывать упущенное.
− Чуть задержимся на армии. Для Вас служба – приобретение или потеря?
– Про минус я уже сказал – отставание в учебе. Но и плюсы, конечно, были, как и во всем. Армия – это школа взросления, суровое обучение дисциплине, школа преодоления трудностей. В принципе, армия воспитывает настоящих мужчин, хотя иногда и калечит их. В армии я стал радиотелеграфистом I класса, получил государственную награду за успехи в боевой и политической подготовке – медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне», в 21 год был принят в партию.
– Что дальше в списке Ваших профессий?
– Вернулся в университет – стал редактором известной стенгазеты филфака «Слово». До сих пор эти «простыни» из ватмана храню в домашнем архиве. Здесь пригодилось и умение писать, и умение фотографировать, и умение рисовать. Ещё в школьные годы я закончил изостудию во Дворце пионеров. Кстати, пригодилось и эта профессия художника-оформителя: в армии за оформление ленкомнаты я получил дополнительный отпуск. Любое умение идет на пользу. Есть еще одно занятие, о котором я стеснялся в прошлом рассказать: будучи студентом подрабатывал манекенщиком в Калининском доме моделей и Калининском доме моды. Видимо, фигура и умение держаться на публике позволяли делать это: ходить по «языку» и демонстрировать одежду. На одном из показов в ДК «Химволокно» вдруг услышал из зала удивленное «О-ой!». Оказалось, Таня Пензова, староста нашей группы. В институте эффект получился прямо противоположный моим опасениям – у однокурсниц я вдруг стал героем.
– Да, неожиданный поворот. Одновременно осваивали язык на филфаке и на подиуме...
– А с третьего курса я ушел на заочное отделение – Юрий Ястребов, руководитель молодежной редакции областного радио, пригласил меня к себе. Ведь на филфаке я дополнительно закончил отделение журналистики факультета общественных профессий. Почти два года отработал на радио, потом, после поступления в аспирантуру, три года был первым редактором университетской газеты «Калининец». Там создал школу подготовки профессиональных журналистов из студенческих корреспондентов. С 1974 года – преподаватель философии, истории философии, этики, истории и теории культуры. Защитил диссертацию. В ТвГУ проработал 30 лет ассистентом, старшим преподавателем, доцентом на кафедрах философии, теории и истории культуры. Написал несколько книг, в частности, книгу для семейного чтения к 150-летию Патриарха «Святой Тихон, Патриарх Московский и всея России. Рассказ-поучение Владимира Осипова». Стал членом Союза писателей России.
– Перечень большой. Какое же свое дело Вы считаете главным для себя?
– В разное время разная деятельность выходила на первый план. Сейчас я могу сказать – общественная работа все-таки доминирует. Всю жизнь, по сути, я занимаюсь общественной работой. Привычка со школы.
– Общественник – это, можно сказать, диагноз. Такой человек не может оставаться не у дел. Наверное, одно из самых выразительных Ваших достижений на этой почве – создание Тверского регионального отделения Петровской академии наук и искусств?
– Вообще-то, мы создали в Твери 19 общественных организаций. Петровская академия – это результат великой инициативы, рожденной в Ленинграде русскими советскими учеными. Мы хотели возродить Российскую академию наук, которая изначально была императорской, потому что все республики СССР имели свои академии наук, а РСФСР не имела. Считалось, что Академии наук СССР достаточно. И вот в начале 90-х, во времена демократии первой волны, учеными было заявлено о необходимости учреждения общественно-государственной академии наук РСФСР. В Ленинграде на съезде были и мы: делегаты из Калинина – профессор Папулов, доцент Осипов, доцент Гайдуков, профессор Афанасьев. Парламент страны эту идею тогда поддержал. Мы начали организовывать свой научный региональный съезд.
Это было уникальное событие. Я называю его соборным – съезд объединил двести восемьдесят шесть делегатов (у меня до сих пор их анкеты хранятся) от всех вузов и исследовательских учреждений, включая военные, что было впервые: академию ПВО, НИИ-2, НИИ информационных технологий, Центр эргономики. Присутствовали представители из Москвы, Санкт-Петербурга. Я как ученый секретарь, занимался организационными вопросами. 31 мая 1991 года съезд состоялся. Было организовано Тверское отделение Российской академии наук − ТВОРАН. А потом из-за развала СССР инициативу задвинули. Но питерцы все равно решили ее реализовать уже как чисто общественную. Из первичного объединения ТВОРАН выпестовались две организации: Союз ученых Верхневолжья и Петровская академия наук и искусств. И вот Петровская академия существует уже 33 года, и столько же лет я ей активно служу. В 1991 году Владимир Антонович Суслов предоставил нам кабинет секретаря ОК КПСС Шестова в бывшем здании обкома партии, и я там 10 лет снимал помещения под наши организации. Что интересно: один из наших товарищей – Владимир Иванович Образцов, архитектор, член-корреспондент Петровской академии – был автором проекта и создателем этого здания.
– А какие направления деятельности Петровской академии оказались наиболее значимыми?
– Я бы отметил взаимодействие Академии с Православной Церковью. Владыка Виктор, который сейчас на покое, участвовал в нашей деятельности в качестве академика ПАНИ. У нас разработана программа «Союз науки и православия в стратегическом развитии России третьего тысячелетия», где ведется линия поддержки традиционных ценностей. Сейчас тесно взаимодействуем с «поющим батюшкой» – отцом Геннадием Ульяничем.
Вторая долгосрочная программа – «Тверские ученые и их открытия». Активно занимаемся популяризацией тверских ученых, публикуем очерки о них. Много достойных фигур. Например, Владимир Георгиевич Зубчанинов, бывший ректор ТвГТУ, академик ПАНИ – ему 93 года, до сих пор работает. Давняя наша тема – «Михаил Ярославич Тверской, личность, эпоха, наследие». Регулярно участвуем в торопецких конференциях, посвященных Патриарху Тихону. Очень содержательно проходят Калязинские конференции Русского Собрания. Я большой поклонник главы Калязинского округа Константина Геннадьевича Ильина. Дружим с предводителем Тверского Дворянского Собрания профессором Андреем Валерьевичем Зиновьевым, которого мне лестно считать своим учеником и первым заместителем. Не думаю, что сильно повлиял на него тогда, когда преподавал ему философию и этику, но сейчас это вылилось в продуктивную совместную деятельность. Мы проводим ежемесячные встречи-семинары для членов наших организаций и друзей. Так, одна из встреч проходила в Ботаническом саду ТвГУ, у себя на сайте обозначили ее лирически: «Весеннее любование Ботаническим садом университета».
Большой вклад в деятельность Тверского отделения Петровской академии вносит второй заместитель председателя, академик ПАНИ Виктор Иванович Овчаров, бывший военный, историк, а ныне руководитель холдинга «Тверская медтехника». В отделении немало других самобытных, творческих и активных личностей. Это дает возможность внешнему эксперту из Санкт-Петербурга первому проректору Международной академии искусств, генеральному директору Института международного академического сотрудничества Ольге Александровне Григорьевой оценивать нас как «замечательную тверскую команду».
К нашему разговору присоединяется Андрей Зиновьев, проректор по научной и инновационной деятельности Тверского государственного университета, заведующий кафедрой, профессор, Предводитель Тверского Дворянского Собрания, академик Петровской академии.
– Слушал рассказ Владимира Глебовича и удивлялся большому количеству совпадений в судьбах. Ну, землячество, учеба и работа в одном вузе, наука и преподавание − это понятно. А вот армия, увлечение изобразительным искусством, риторикой, общественной работой и здоровым образом жизни, скорее − эксклюзив. Меня ведь тоже взяли в армию на полтора года со студенческой скамьи, правда, на 25 лет позднее. По воинской специальности я так же, как и он, радиотелеграфист. Занимался в изостудии того же Калининского областного Дворца пионеров. Люблю рисовать. Мои друзья стали его друзьями, а его − моими.
Первое, студенческое, впечатление о герое этого интервью сложилось на занятиях по этике, которые он вел у нас на химбиофаке − новый интересный человековедческий курс и замечательный преподаватель. А когда мы вместе стали проводить совместные семинары-заседания Тверского Дворянского Собрания и Тверского отделения Петровской академии − а тому уже шесть лет − я открыл Владимира Глебовича в полной мере. Ответственнейший человек: ни разу не подводил и не опаздывал. Переполнен творчеством и инициативами. Глубокое систематизированное научное мышление в сочетании с умением так легко, точно и красиво выразить свою мысль, что диву даешься, откуда столько всего в одном человеке? Его заслуги перед Отечеством в прошлом году отметило Всероссийское Дворянское Собрание, представив к награде Императорским орденом Святого Станислава III степени. По Именному указу Главы Российского Императорского Дома, Её Императорского Высочества Государыни Великой Княгини Марии Владимировны, Владимиру Глебовичу пожалован статус личного дворянина.
– Итак, резюмируем: что в Вас такого особенного, Владимир Глебович, что позволяет быть включенным в жизнь так вдохновенно?
– Уникальных особенностей нет. Как и у многих, вдохновение жизни придаёт творчество, вера, ответственность за себя и за близких, если хотите, любовь. Природная жизнестойкость и оптимизм. То есть то, чем руководствуется нормальный русский мужчина в своей непростой жизни: ты должен, ты отвечаешь за других, ты сможешь сделать то, что другому, возможно, не под силу.
– Этот груз ответственности не придавливает?
– Я бы сказал − мобилизует. Придавливает масса забот. Но не теряем жизнерадостности, не боимся жизни, идем навстречу трудностям, преодолеваем их. С помощью одной из опор нашей жизни — с помощью любящих женщин. Они нутром чуют настоящих мужчин. Это − своего рода лакмусовая бумажка мужеской состоятельности. Наверное, поэтому, и, конечно, для улучшения демографической ситуации в стране, я в 66 лет родил еще одного сына, точнее сказать, способствовал его рождению.
– Поздравляю! Вы – молодой папа.
– В каком-то смысле да... К секретам долголетия могу отнести также: лад с самим собой на протяжении всей жизни, твердость позиции в отстаивании принципиальных вопросов, интенсивную интеллектуальную деятельность. Я до сих пор не пойму: это гены предков или советская школа воспитания?
– Советскую школу воспитания многие поколения проходили. Гармонию в себе нашли далеко не все.
– Здесь всё зависит от человека.
– В завершении разговора, поделитесь, пожалуйста, вывели ли Вы для себя главное философское правило, которым следует руководствоваться в жизни?
– Впервые слышу такой вопрос по отношению к себе, попробую ответить... Ну, может быть, это теоретическое уразумение того, что само мироздание, жизнь человека и общества развиваются по законам диалектики. Единство и борьба противоположностей. И мудрое житейское правило, которое проистекает из этого закона: не доводить до крайностей. Ведь гармония человека с самим собой и с окружающим миром определяется во многом чувством меры. Это один вывод.
С другой стороны, диалектика природы и социума определяет еще одну жизнеутверждающую позицию: не стоит сильно расстраиваться по поводу своих неудач и ошибок, они преходящи, а жизнь вечна! Великая житейская мудрость сосредоточена в одной русской пословице: нет худа без добра и нет добра без худа. Это тоже диалектика. В наших пословицах – могучая философия и правда жизни. Надо просто любить и защищать русскую культуру и русский язык, свое Отечество и самого себя, и всё будет хорошо!
– Владимир Глебович, спасибо Вам большое за откровенный разговор. От души – с юбилеем! Многая лета Вам! Много сил! Продолжайте радоваться жизни и наполнять ее новыми смыслами и положительными эмоциями.
Беседовала Татьяна Иванченко